Женя Маркер - Курсанты. Путь к звёздам
– Таранов, свободен! Завтра договорим…, – комбат быстро застегнул на кителе пуговицы, и показал на дверь, к которой стремительно подходил комдив – командир четвертого дивизиона, или Пуп, как звали его все курсанты. Добрый, душевный, человек, он представлял собой крупного, несколько рыхлого, с пивным животом полковника в каракулевой папахе и нечленораздельной речью «пуп-уп-пуп». За время службы на него навесили все анекдоты и байки про недалеких, мягко говоря, старших командиров. Однако, многие «афонаризмы» родились при его непосредственном участии, и поэтому принимались, как должное.
Вот типичные фразы, которые, пародируя автора, повторяли подчиненные Пупа:
– «Эй вы, трое! Оба ко мне!»
– «Иду я по плацу, а там одиночки толпами шастают!»
– «Женитьба – дело серьезное! Женитьба только через меня!»
– «Копать канаву от меня до следующего столба!»
– «Товарищ курсант!
– Так точно!
– В увольнение хочешь?
– Так точно!
– Наверное, красивая? С серьезными намерениями?
– Так точно!
– Жениться собрались?
– Ага!
– Значит, не судьба!»
Таранов мгновенно покинул канцелярию, отдал честь в коридоре Пупу, и выскочил из расположения казармы в сторону клуба. За окнами канцелярии громко звучало знакомое и невнятное «пуп-уп-пуп». Свои разборы подчиненным офицерам устраивал командир дивизиона не только в будни, но и в праздники. «У военного нет выходных! Есть ненормированный рабочий день!» – повторяли за комдивом комбаты, а им вторили командиры взводов.
– И так везде, от взвода до … – Таранов посмотрел вверх, а когда опустил глаза, перед ним стояли его друзья.
– Улетела твоя «ласточка», служивый! – Генка широко улыбался, и ерошил свои непослушные рыжие волосы. – Привет тебе передавала.
– Адрес взяли? Как ее зовут? Телефон есть? – застрочил вопросами, как из автомата, Семен.
– Не понял, – протянул недоверчиво Слон. – Я с ней быстрые танцевал. Там не поговоришь. Музыка орет. А ты в медляке с «ласточкой» тащился. Что? Не познакомился даже?
Курсанты отделения смотрели удивленно на товарища, который потерял дар речи. Он год искал девушку, ждал с ней встречи, а она так бестолково закончилась. На глазах Таранова навернулись слезы от обиды на себя, друзей, систему, не реализованную сегодня возможность. Марк крутил пальцем у виска, понимая, что друг растаял в медленном танце, и потерял все свое красноречие при общении с незнакомой девушкой:
– Да, Таран… Ты… Чудак ты, на букву «Т»!
Часть III. Веселые ребята
Глава XVII. На плацу
На Ленинградское осеннее небо совершенной рукой создателя выплеснулась вся необозримая палитра серого цвета. Не как в обычном седом дыму от костра, где разноцветные клубы сменяют друг друга по мере удаления от огня. Темные и светлые тучи перемещались по неведомым законам, наезжали одна на другую, то улетали в разные стороны, то рвали друг друга на части, или медленно таяли. Тогда сквозь грязно-молочную пелену открывался бледный высокий лазурный небосвод с нежно-голубыми оттенками.
В этом просвете с перистыми облаками меж всего серого месива, прямо над головой Таранова летела одинокая утка. Она упорно преодолевала свою дистанцию равномерными взмахами крыльев. Где-то, далеко впереди виднелись хвосты ее сородичей, стремящихся на юг, к теплу. Нестройная утиная песня с протяжным, улетающим крякающим «А-а-а» влекла за собой в небо. Догонит она своих или усталость лишит бедную птицу права быть вместе со стаей? Встретит она небесного хищника или судьба благоволит её природе? А, может, охотник подстрелит дичь и накормит мясом свою семью? Сколько вопросов на одну утиную жизнь, и ни одного точного ответа? Почему? Почему в жизни человека вопросов больше ответов?
Эта осень запомнилась важным событием, которое ждали, к которому готовились, начиная с 7 сентября. В первые дни после отпуска прошуршала среди курсантов фраза из годового плана мероприятий: «В ноябре будет парад, в нем предстоит участвовать личному составу не только четвертого дивизиона, но и всего училища».
Нет ничего необычного в строевом шаге, и ходить под барабан мальчики начинают в детстве. Все пешком ходили под стол, кто-то пионером маршировал по школе, кто-то в суворовском училище изучал строевую подготовку. Муля, например, вместе с другими кадетами делал из строевых занятий шоу, где особенно ярко у него получались приемы с оружием. Он так лихо показывал элементы «На караул!», что все невольно восхищались его скоростью, четкостью, слаженностью, фиксацией известных каждому движений.
С курса молодого бойца курсанты начали систематически заниматься строевой подготовкой, по которой ставилась оценка, и решалось заурядное – «быть увольнению или не быть». С поступлением на первый курс и регулярными построениями с оркестром, появилось чувство локтя, умение перестраиваться в колонну и шеренгу, чеканить шаг. У большинства курсантов этот «гамлетовский» вопрос держался нерешенным до тех пор, пока не пришло умение держать равнение и управлять подразделением на марше, а с ними понимание важности армейского строя.
«Вся осень – на плацу!», «Плац – наш дом родной!», «Выше ногу, курсант!» – Такие заголовки появлялись в боевых листках и стенгазете круглый год, а этой осенью они встречались чаще, чем увольнения в субботу.
Началось все в день рождения Марка, который был отмечен общим построением дивизиона 7 сентября. «Так меня еще никогда не поздравляли», – улыбался именинник, с наивной надеждой, что комдив ему лично пожмет руку, как отличнику боевой и политической подготовки. Не тут то было. Возвысившись на трибуне, Пуп нечленораздельно пробубнил в своем стиле «пу-уп, пе-пе, пап!» Командиры батарей и взводов, как ни странно, его поняли, а, может быть, уже знали невнятно озвученную задачу. Перестроили своих подчиненных в одну шеренгу, и дали команду рассчитаться на четырнадцать.
Такого прежде никогда не было. Рассчитывались «на три» при поступлении в училище, и попали каждый в свою батарею. Там их развели «на четыре» и сформировали группы и взвода. «Рассчитайсь на первый, второй!» – звучало каждый день при построениях, а тут – 14!
Оказалось, что 12 человек по фронту (плюс два курсанта – «запасные»), и десять таких шеренг – это требование к парадной коробке. Коробок должно быть три, по числу участвующих в параде подразделений. Впереди – знаменная группа и командиры.
Всем курсантам обновили форму одежды, чтобы на параде они выглядели безукоризненно. Но Марка эта чаша миновала. Ему повезло, как деду Щукарю, что говорил «головка тыковкой да лицо сытенькое, генералом будет». И правда, у него голова очень походила на шишку, как у гашековских героев, и фуражку он носил необычайно маленькую – 53 размера. На складах такого размера не нашлось, и приходилось Марку подкладывать бумагу, газеты и даже глянцевый журнал «Огонек» для того, чтобы фуражка не слетала с головы. Но все равно, она сидела на нем, как на корове седло.
Приезжает он в свой первый отпуск, а показатель лихости и благородства на его голове совсем не держится. Приходит в центральный экспериментальный пошивочный комбинат и предъявляет свою голову. Девушки пошивочного цеха за 5 рублей 50 копеек сшили ему головной убор под размер тыковки. Причем не простую фуражку, а генеральскую – с лаковым козырьком и бархатным околышем.
«Идеальная фуражка! – говорил о ней Марк. – Она настолько красивая, что все ею любуются. И настолько уникальна, что никто не может ее надеть на свою большую голову. Не Муха с 59 размером, не Слон с 58-ым, не остальные курсанты и офицеры, чьи размеры в основном от 55-го до 57-го. Это фуражка, которая гордо стоит на своем месте у вешалки. И никто ее не берет».
Да и сам он брал её не часто, так как редко попадал в увольнения на первом и втором курсах, пока не справился с проблемами по физической подготовке. В этой фуражке Марк ходил все оставшиеся до выпуска годы, невзирая на регулярные замечания патруля за неуставную форму одежды. Он гордо снимал перед проверяющими фуражку и предлагал примерить. Марка отпускали, и он шел дальше удовлетворенный и довольный собой.
Таранов со своим ростом не попал в первую шеренгу. Не дорос. Там величественно шествовали Слон, Дэн и Сэм вместе с великанами из других подразделений. Ему вместе с Марком пришлось шагать далеко в глубине, где совсем не видно, если фотографировать или показывать курсантов по телевизору. Поначалу он переживал, мечтал подойти к взводному и встать правофланговым в своей шеренге. Но офицеры были неумолимы при расстановке подчиненных.
«На правый фланг попадают отличники и любимчики» – смеялся Генка, а он, как член спортивной сборной училища по военному многоборью, выпал полностью из строевой подготовки к параду. Но теперь чаще остальных сержантов ходил в наряды по батарее, так как на масштабные тренировки частей Ленинградского военного гарнизона, где отрабатывалась общая слаженность парадных расчетов, увозили практически всех курсантов.
